1939 год Мичуринск. Лика работает на фабрике «конволос» ( вместе с Зиной) машинисткой. Она жена врага народа и брать ее на работу остерегаются., но на руках у нее старая мать и двое детей. Кормить их больше некому. Каждую неделю ее водят под конвоем к следователю через весь город. Еще один метод воспитания населения. Чего от нее хочет следователь? Зачем запугивает или это просто развращенный подход к красивой, необыкновенно-очаровательной молодой женщине. Лева говорил, что красивее женщины он не видел. В походке, в фигуре, в выражении лица сквозили ум и утонченность. Она была очень доброжелательная, располагала к себе сразу же, была своя особенная манера разговора, в нее влюблялись и взрослые и дети. Потом я поняла, что харбинцы все отличались от жителей России, тем более Мичуринска, своим воспитанием. Они росли в другом мире. Даже ребенок кем был тогда твой дедушка, это видел, но не понимал. Она не боялась следователя. Она смирилась со своим горем и была одна мысль о детях. Если детей отберут - она не вынесет.
Ирина Владимировна с сыном Юрой, 1939 год Мичуринск
Женя сидел в тюрьме в Тамбове в одиночной камере почти год. Без книг, без известий с воли, без времени. Только в маленькое окошко проникал свет и на него он ориентировался о времени года и дня. Приходил молча и так - же молча выходил страж, приносил еду. Женя полысел, у него начали выпадать зубы. Но вот ему принесли посылку от жены. Молча протянули и ушли. Какая радость, но почему вдруг? Ведь на допросах он не поставил не единой подписи, какими методами от него не добивались. Он еще не знал, что режим Ежова меняется, в связи с чем начались послабления. А через какое-то время двери его камеры открылись - выходите. Он вышел и увидел, что иэ дверей других камер выходят заключенные тоже в коридор. Портреты Ежова были со стен сняты и поставлены лицом к стене. Вскоре Женю перевели в больницу, начали лечить желудок, зубы, распухшие от цинги, ноги и руки. На допросах присутствовали другие следователи, говорили вежливо, уважительно. В конце 1939 года его выпустили. Не малую роль в его освобождении сыграла Лика. Она сумела передать в Москву письмо, которое опустили в почтовый ящик в Кремле. Это мог сделать только человек, который имел доступ в Кремль. Кто он - не знаю. Женю выпустили осенью 1939 года, а мы - бабанька, Юрка и я уехали весной этого года в Среднюю Азию в Таджикистан к маме Рите и Петеньке. Я была счастлива их видеть, но в тоже время думаю, что это случилось только потому, что Советская власть отняла у меня родителей, нынешняя, я бы сказала торгово -буржуазная власть передо мной даже не извинилась. Значит никто не несет ответственности за народ, значит он никому не нужен - труженик и созидатель. И что бы выжить, чувствовать себя достойно нужно быть самому властью. В какой-то мере это удалось Леве, Всеволоду и мне, как руководящим работникам. Но это не та власть, какой обличены люди, стоящие у руля государства. Такие как Ельцины, Лебедевы, Гайдары (я имею ввиду внука великого писателя Гайдара-учителя и воспитателя подрастающего поколения), которые привели нашу страну к полному политическому и хозяйственному развалу и очень осложнили жизнь народа. Но я не хотела бы тебя таким видеть. Никогда нельзя забывать о благе народа, который эту власть содержит.
Канибадам нас встретил густой, черной ночью, насыщенной странными, приятными запахами. Вдоль платформы высились огромные деревья. Звезды висели светящимися блюдцами. Я никогда потом нигде не видела таких больших звезд, как в Таджикистане. Петенька усадил нас в легковую машину. Как только в этой маленькой машине поместились все наши тюки и мы сами. Юрка сидел у мамы Риты на коленях, держался за руль. Он был счастлив, ему было столько же лет, сколько сейчас тебе.-3 года и он рулил. Это наша первая легковая машина, в какую мы сели. Я сижу с бабанькой на заднем сиденье. Большой тюк навалился на меня, но я ни за что не хочу в этом сознаться маме Рите. Мы едем среди гор. Их громады угадываются в темноте. Огромные глыбы скал выхватывает свет от фар. Когда мы поднимаемся вверх, кажется, что звездное небо падает нам на крышу. Мне хорошо и я засыпаю. Просыпаюсь в маленькой комнатке, дверь на улицу открыта настежь. Выбегаю и поражаюсь увиденному. Оказывается мама Рита живет в маленьком домике в кишлаке Нефтеабада, сделанном из глины, кругом глиняный забор. Но он местами развалился. Мама Рита жарит на улице на печке хворост, бабанька сидит рядом. Они весело разговаривают. Юрик стоит у пруда, где плавают маленькие желтые утята, а за прудом широкий ручей, как маленькая речка, по берегам заросший цветущими деревьями и кустарником.
Женя с Иринкой
Деревья урюковые. За ручьем сразу же высятся горы, совершенно голые без единой травинки, а дальше все выше еще горы и совсем на горизонте огромные, покрытые снегом. Все в диковинку. Поселок, куда мы приехали , называется Нефтеобад. Тут добывают нефть и газ. Весь поселок отапливался газом, а летом все жители поселка готовили еду на общих плитах, стоящих во дворах. Вскоре мы переехали в другую квартиру в центр поселка. Она была уже европейского типа. Стоял огромный одноэтажный дом на несколько квартир, к нему примыкал большой двор, а в центре стояла плита, чуть меньше волейбольной площадки. К ней подведена труба с газом. Эта плита была горячая с раннего утра до позднего вечера. Возле плиты стояли кухонные столики от каждой семьи, на которых готовили хозяйки. Кушали в квартирах. Из каждой квартиры был выход во двор. В квартире была большая кухня, в которой не готовили, а поставили три кровати для бабаньки, Юрика и меня. Спальня, где спали мама Рита с Петей и большая общая комната.
В Нефтеобаде я пошла в первый класс. Приняли меня хорошо. Я была уже подготовлена бабанькой и выгодно отличалась среди других учеников. А немного позже в конце сентября приехали Лика с Женей. Я была в школе и прибежала девочка с которой я дружила и говорит:" Быстрее беги домой, к тебе приехали!" Я прибегаю домой и какая радость- приехали Женечка с Ликусей. Женечка исхудавший, осунувшийся. Входит в коридор квартиры и видит большую китайскую корзину полную яиц. В удивлении- "Августа Алексеевна, что это? Это ваши яйца? - "Да,Женечка, уже месяц стоят". -"А они не испортились? Можно я их переберу? -"Конечно, голубчик!Переберите! Пейте сырыми сколько хотите!"
Петя работал водителем у начальника нефтебазы, а Жене и Лике устроится было негде. И на семейном совете они решили перебраться в небольшой городок Исфару. Нашли кибитку в кишлаке. Кибитка была двухэтажная с пристройками и большой верандой. Дворик, затянутый виноградником, арычек, пересекающий двор. В нем можно стирать, помыться, но для питья носят воду из большого арыка, спускающегося с гор. Мама Рита была добрейшим человеком. Как я понимю, они хорошо устроенные в Нефтеобаде, решили переехать в Исфару только из-за Лики и Жени, т.к. Жене, как геологу в Нефтеобаде не было работы, и из-за нас детей, т.к. в Исфаре была средняя школа. Исфара как культурный центр представляется мне, не очень в ту пору отличался от Нефтеобада, но тут была средняя школа, банк, куда устроилась Лика на работу. Женя, Петя и мама Рита работали на Шурабе, горный угледобывающий поселок в
Человек никогда не знает, что у него впереди. Можно предполагать, надеяться, но знать нам не дано. Почему и кем так устроен мир? Почему человек приходит в него временно. Много пишут по этому поводу и вряд ли скоро человечество поймет это. Наверное человек создан из непрочного материала, умом силен, а телом нет. Но вот драться за власть сильные мира будут вечно и страдать всегда будет народ. Как получается , что из младенцев вырастают совершенно разные люди, хотя воспитываются они в одних условиях. Я имею ввиду Советское время. Все мы росли в одних детских садах, пионерских лагерях, школах с одной идеалогической основой. Но сейчас я смотрю на своих сверстников. Как по разному мы прожили свою жизнь, как по разному пришли к ее завершению. И здесь я усматриваю влияние генетики. Человек будет таким, каким он зародился от своих предков, и определенные черты характера выливаются в определенные действия.
Настал страшный для миллионов людей день. 22 июня 1941 года. Война. Великая Отечественная с нашей стороны и захватническая со стороны Германии. Кто ее затеял? Политики. И разве они считались с интересами народов? Политики всегда прикрываются их интересами. Война была долгой и изнурительной. Не хочу вспоминать, как мы голодали, как уставали от работы и взрослые и дети. Как она началась для меня? Помню я сидела в гамаке на веранде и читала. Два месяца тому мне исполнилось 9 лет и мама Рита подарила на день рождения полное собрание сочинений Гоголя. Юрка играл с новой машиной, нам всегда делали обоим подарки. Ему было 5 лет. Он перевозил в кузове песок из одного уголка двора в другой, громко гудел и крутил руль. Бабанька под навесом в углу двора что-то стряпала на печке. Наш дворик был затянут виноградом и через него срезая угол, протекал арычек. И вдруг во двор вбежала мама Рита. Она кричала:"Мамочка! Война! Война!". Бабанька опустилась на табуретку. Мама Рита рыдая упала ей в колени. Обе они плакали, а мы с Юркой притихшие не могли осмыслить случившееся. Война перевернула нашу спокойную жизнь. В 1941 году с продуктами стало все хуже и хуже. Начали выдавать карточки на продукты. Мы с Юркой все рассматривали эти карточки, там было все: хлеб, мясо, крупы, печенье и даже шоколад. Но давали только хлеб. Работающему 400 гр., ребенку 250 гр., иждивенцу 200 гр. Черного сырого хлеба на сутки. Бабанька варила суп из лебеды и жарила на сухой сковороде лепешки из курмака. Очень тяжело было беженцам из Ленинграда, Москвы и других городов. Они приехали полуголые, вещей было мало. Ехали в товарных вагонах. Таджики их встретили очень хорошо. Приезжали на арбах и развозили по кишлакам. Недалеко от нас был двор с несколькими кибитками. В них расположили беженцев, голодных и истощенных.
В 1943 году в поле за аулом нам дали участок под огород, где мы с Женечкой посадили кукурузу, помидоры и др. овощи. Наша задача с Юриком была его караулить, когда поспевал урожай. Таджиата не воровали у своих, а у нас хорошо все обносили. И мы бегали из одного конца огорода в другой и кричали сторожу, зовя его на подмогу:"Разбойники!". Его побаивались, хотя сторож был глубокий старик. Жара, хочется есть и пить. Мы ели помидоры, жарили на углях кукурузу. Приходила бабанька, кормила нас чем-то. Однажды, когда Юрик ел помидор, его укусила оса за язык. Бедный мальчик несколько суток мучился от боли. Но скоро нас из сторожей забрали, так как проку никакого не было и мы начали с Юриком бить молотками жмых, разламывали толстые пласты на мелкие куски. У нас были две свиньи и жмых шел им на корм. А вечером, когда Женя приходил с работы, я с ним ходила за 3 км. на маленький молокозавод за сывороткой. У него два больших ведра, у меня два маленьких- пятилитровых. Нет, нас конечно не эксплуатировали, но взрослым мы помогали всеми силами. Жене, как и всем работникам рудника выделяли какую-то норму мяса. Он это мясо не брал, а осенью пригнал трех баранов и мы с Юриком ходили в колхозный сад и собирали в мешки опавшие урюковые листья. Этими листьями набили полную веранду и потом зимой кормили ими баранов. При карточной системе питания-это было большое подспорье. К нам приходила девочка, моя ровесница, играть. И вот однажды, когда мы остались одни, она нас подговорила сорвать виноград, который висел большими гроздьями над нашим двориком. Мы забрались на балхану, подставили табуретку, и только она потянулась за кистью, как во двор вошел хозяин. Нам он ничего не сказал, но пожаловался бабаньке. Она тут же заставила нас идти к нему с извинениями. Девочка не пошла, а мы с Юркой пошли и извинились по всем правилам этикета. Хозяин-таджик был очень тронут и через какое-то время принес нам большое жестяное блюдо винограда и лепешку. Нам было очень стыдно и больше ни моя рука и уверена, что и Юркина, никогда не протянулась к чужому. Хочу сказать, что мы дети все четыре года помогали фронту. Мы собирали хлопок, нормы были большие, жара и голод делали свое дело, многие из нас очень болели. В поле проводили от 7 утра до 7 вечера и так все военные годы -три месяца в году. Ходили на консервный завод и там целыми днями стояли над чанами и давили замоченный урюк для варки. Лика со своими работниками банка ходила на рисовое поле полоть рис. Воды было по пояс и они в этой воде вытаскивали траву, мошкара, оводы. Нашим женщинам не привычным к такой работе конечно было трудно. Потом они получили от колхоза по мешку риса. Бабанька каждый вечер варила маленькую порцию риса, добавляла чуть-чуть молока, детей уводила в кибитке на второй этаж в мамину-Ритину комнату и там на ночь подкармливала детей. Взрослым она варила суп из виноградных листьев, ну и что давали на паек. Когда Петя ушел на фронт, я перешла ночевать к маме Рите и спала с ней в одной постели. Мама Рита была такая чистенькая, от ее кожи так пахло духами, она прижмет меня к себе и я засыпаю спокойно и сладко. К сожалению в нашей семье произошло непредвиденное. В 1942 году мама Рита, добрейший, прекрасный, любящий человек, вышла замуж за другого. Это был Александр Авилкин-начальник снабжения золотого прииска. Мама Рита работала продавщицей в магазине на этом прииске. Я помню, как вся семья, даже мы с Юриком, уговаривали ее не делать этого, но все было бесполезно. Она влюбилась и они уехали в Фергану. Брак оказался несчастливым, муж через несколько лет умер. Мама Рита приехала с дочерью Ольгой к нам в Алчевск. Больше замуж не вышла и мне кажется, она тосковала о Пете, но что толку-ошибки не исправляются. Петя, придя с фронта и узнав истину, очень расстроился, через некоторое время он женился на Ликиной подруге -Вере Батуровой, с которой уехал кажется в Пятигорск. После смерти мамы Риты Ольга уехала из Донбаса и поселилась в Севастополе, где приблизительно в 40 лет вышла замуж за Валерия Ястремского и родила дочь, которую назвала Александрой, в память об отце. Жить с мужем не смогла и ушла от него через год. Что бы воспитывать ребенка устроилась в ЖЭК дворником и работала пока дочка не пошла в школу. Потом ушла работать на железную дорогу. В сентябре 1987 года приезжала к нам с 3-х летней дочкой в Краснодар, после переписка оборвалась и все наши письма остались без ответа. В 2013 году мы нашли их в Севастополе. Саша вышла замуж , Ольга на пенсии.
Но самое страшное- это были похоронки, приходящие почти в каждый дом. Сколько моих подружек осталось без отцов. Им все сочувствовали, жалели, кто чем мог помогал. Но была одна цель - победить, и мы победили. У нас в семье к счастью потерь не было. Петенька благополучно отвоевал все 4 года водителем грузового автомобиля -возил на линию фронта боеприпасы. За разработку движения автоколонны в ночное время без фар, а в дневное время на опасных участках дорог не колонной, а по одиночке его повысили в звании и назначили командиром подразделения. Я не могу точно рассказать, все это детские воспоминания, но приехал он к нам в Исфару весь в орденах и медалях. А его храбрость я видела по спасению раненых из горящего госпиталя. Без единого ранения он прошел от Сталинграда до Берлина. Женечка работал главным инженером озокиритового рудника за
Нас возили на консервный завод и мы там давили урюк. Иногда нам разрешали скрести ложками по стенкам широкого корыта оставшееся повидло. Никакой голод не мог меня заставить встать вместе со всеми к этому корыту, как и не могла украсть банку с повидлом, что иногда делала моя подруга Лелька Ларкина. Она прятала ее в широкие шаровары. Сейчас я понимаю, каким ужасом могли окончится ее проделки. Что было бы с ней и ее родными, если бы ее поймали. Тогда всех судили по законам военного времени. Досталось бы и мне за то, что не донесла.
Назад с поля мы шли пешком, долгий изнурительный путь, а утром опять в поле. Где же благодарность наших правителей нам детям войны. А ведь и наш труд помогал отстаивать теперешнюю богатую жизнь наших руководителей. Левонька рассказывал, как он рубил лес, корчевал и спускал его по реке. Ему тоже было только 14 лет. Он был худым, болезненным подростком. Не выдержав такой жизни, он на один день раньше ушел из леса, где они жили в землянках. Потом в клубе было чествование работающих на лесоповале. Всем дали по куску хлеба и колбасы, а ему не дали. По каким законам можно было так поступить с ребенком? Только по законам военного времени, что бы другим было примером. Лева был ветераном труда. У него трудовая книжка выписана с 13 лет. Он работал в лесхозе - делал для фронта лыжи, бочки, ложки, сани и т д. А ночами или в другое время, когда он не был в смене, дома делал бочки, кадушки для жителей окрестных сел по заказам. За это ему платили продуктами. А на производстве платили спиртом и за него они купили корову. Так мальчик с 13 лет кормил не только себя, но и свою семью.
Но детство это детство. И хотя наше детство было исковеркано войной, и у нас отняли родителей, было и что-то хорошее, запоминающееся. Я помню длинные летние ночи, там в Исфаре, среди гор. Темнело в 10 часов вечера и светало около 6 часов утра. Мы с бабанькой ходили в парк в летнее кино, гуляли по аллее, усаженной всякими цветами. Иногда мы с Юркой бегали вокруг клумб, звучала музыка и, было очень радостно на душе. Но это уже был конец 1944 года начало 1945.
9 мая 1945 года закончилась война. Этот праздник со слезами на глазах я никогда не забуду. Большего торжества я никогда не испытывала. Люди, услышав по радио сообщение о конце войны, а это было на рассвете, кричали, плакали, целовались, а потом все побежали на площадь, и я вместе с девочками с огромными охапками сирени тоже бежала туда и тоже кричала и смеялась. И никак не могла понять почему плачут. У нас к счастью никто не погиб.
В октябре 1945 года мы уехали из Исфары на Донбасс. У нас очень болела бабанька и ей необходимо было сменить климат. Возможно были и другие причины. Я думаю, что мы убегали от очередного зла. У Лики была подруга Карташева Клавдия Семеновна -директор банка. Лика проговорилась ей о моем происхождении. Ведь странно, что ребенок зовет своих родителей по именам. Та ее шантажировала. Лика отдала ей все наше золото, какое осталось от бабушки Прасковьи Дмитриевны (кольцо и серьги с продолговатыми прозрачными желтыми камнями и большие круглые золотые часы на золотом браслете). Лика такая умница и так попалась. Если не хочешь о чем-то проболтаться - забудь, что знаешь. Недавно говорила с ней по телефону. Моей Ликусе уже 83 года, а ее голос и смех все также очаровательны и дороги мне.
Ира слева, Карташова Клавдия Семеновна справа с золотыми часами и кольцом
И что же было дальше. Длинная, пыльная, вьющаяся дорога до Ташкента. Мы ехали на « Студебеккере» двое суток. Бабанька в кабине, я, Юрик, Лика, Женя в кузове на ящиках и тюках. Мы не взяли велосипед, какой подарила мне мама Рита. Потом длинная дорога поездом в общем вагоне. В Москву мы приехали зимой, морозной и снежной и оказалось, что перепутали корзины и в багаж сдали корзину с зимней одеждой. Остановились у знакомой. Бабанька очень болела и не вставала с постели. На меня одели ее демисезонное пальто, а вниз меховую безрукавку и подвязали кушаком. Как много впечатлений оставила Москва. И метро, и газ, и трамваи. А какие кинотеатры, широкие улицы, прекрасные дома с лифтами. Сознание воспринимало все это, как сказку. Я никогда не видела асфальта, если не считать раннего детства. Потом нас к себе забрала Ликина подруга Гутя. Она жила в Подмосковье, станция Дубки. Поселок утопал в лесу. Впервые я ходила по тропинке в снегу среди вековых сосен. А какими грибами она нас кормила. У нее были две девочки Сусанна и Марина. Нам у нее было очень хорошо. Да, мы могли бы остаться в Москве, но Женя заупрямился. Он не хотел жить так близко от Сталина, и не хотел работать геологом в Москве. Он был горным инженером, и мы поехали в разбитый войной Донбасс, в маленький пыльный, прожженный солнцем и загазованный металлургическими и химическими заводами городок Алчевск. Кстати, Женя был не единственным человеком, кто помешал мне жить в Москве. Дедушка и твой папа каждый в свое время сыграли ту же роль. И что самое страшное, это то, что Женя не работал на шахте, т.к. ему не позволило здоровье да и воспротивилась Лика. Шахты после войны были очень разрушены, было много несчастных случаев. Естественно она боялась потерять его. Его пригласила опять же Ликина подруга по Исфаре на работу в стройбанк. Он устроился инженером в стройбанк и там проработал уже в должности главного инженера до пенсии, практически 20 лет. Потом незадолго до смерти он сказал мне, что виноват передо мной и Юркой за этот поступок, но я никогда и не думала о том, что жизнь моя в Москве могла бы сложиться иначе. Я очень любила этот город и всегда хотела там жить, но мечта не сбылась. Я там жила только один год, счастливый год моей жизни.