На  Донбасс мы приехали в январе 1946 года. Я пошла в 7 класс и конечно не потянула. И в  этом сыграли  роль три причины.

1.      Школа в средней Азии была на много слабее западной школы. Это примерно такая разница, как сейчас между нормальной школой и для детей отсталых.

2           Мы были очень плохо устроены с жильем и к тому же мне пришлось все заботы о семье взять на себя. Я ходила на рынок торговать урюком, какой мы привезли с собой, покупала на эти деньги продукты, стирала, прибирала, носила воду  с колонки, выносила помои и. т. д. Женя и Лика очень рано уходили на работу и поздно возвращались. Разрушенный Донбасс требовал рабочих рук помимо основной работы. Юрка маленький, бабанька больная. Хотя и бабанька и Женя старались мне помочь. Бабанька что-то готовила. Женя по утрам приносил воду и уголь, но на весь  день этого не хватало, особенно во время стирок.

3            За свои поступки и глупости, какие совершаешь, нужно рассчитываться. Мы все себя стараемся оправдать в глазах других и своих тоже. Но сами с собою мы должны быть честными и делать выводы на всю оставшуюся жизнь. В 6 классе я объявила бойкот и из отличницы, красы и гордости школы, превратилась в двоечницу. Я начала очень много читать, вместо уроков - книжка. Бабанька болела. Я часами сидела и обмахивала ее газетой, т.к. она задыхалась и читала, когда она засыпала. Благо проверить было некому. Да мы всегда и жили на доверии. Когда взрослые спохватились, уже была четвертая четверть, но я дала слово исправиться и сдала все испытания на 5. До сих пор храню переводной лист - табель успеваемости, где в четвертях вместо  родителей подпись Зои Суховеевой. И где я расписалась в своих способностях. Но знаний полных у меня не было,т.к. не один экзамен не выявит их. Таким образом 7 класс я не вытянула. И вернулась в шестой. Этот позор гложет мне сердце  и сейчас, потому что нельзя разбрасываться временем. Всегда за свою глупость расплачиваешься, ничто не проходит бесследно.

в этом доме семья имела квартирку из 2 комнат и кухни и маленький палисадничек, прожили в ней 10 лет.

Женя в палисаднике

Так выглядели комнаты в этой квартирке. Наташа слева, Лика справа.

Закончив 7 класс, я решила, что мне нужно приобретать специальность, а т.к. годы были голодными, то я решила поступить в торговый техникум на продовольственный отдел. Уехала в Луганск и поступила  в вечерний техникум. Он был единственный. Жила на квартире, училась с 7 вечера до 12 ночи. Утром спала до 11 часов, потом варила себе какую-нибудь еду. Мы с Женей вырастили на огороде кукурузу, и я в основном варила мамалыгу. Учиться было неинтересно. Кругом взрослые люди, ровесник мой был только Аркадий Белецкий. Жили мы рядом. С ним и ходили в техникум и домой. Мне очень повезло с ним. Позже мы  встретились в институте в Луганске и опять очень дружили. Я не выдержала  такой жизни и приехала домой, пошла в 8 класс, опять же в вечернюю школу. Но здесь было интереснее и удобнее. Целый день я  была  дома, помогала бабаньке, вечером в школе. В школе была разная публика. Хорошенькую девочку  уже взрослые рабочие парни не прочь были бы сбить с пути истинного, но видно, работал режим самосохранения. Я многого даже не понимала, но твердо знала свою линию поведения. Дружила я с девочками по дневной школе Викою Филипповой и Лидой Сагиной. Обе отличницы, обе закончили в дальнейшем институты. Лида потом работала  в Новосибирске в научном институте радио, Вика в Кривом Роге на металлургическом комбинате технологом. 

В 1947 году мою маму из лагеря отправили в ссылку в Северный Казахстан. Она писала мне длинные полные любви письма, звала к себе. Как хотелось иметь маму. Лику я страсть  как ревновала к Юрке. Он был моложе меня на 4 года, и вся ее любовь ко мне, которой она меня оделяла в раннем детстве, перешла на Юрку. Ее многое во мне стало раздражать т.к. она меня считала  взрослой и вообще она всегда любила  младших детей. И я решила уехать к матери. Лика согласилась. Снарядили бабаньку, меня и Юрку в дорогу. И опять мы в Москве. Опять остановились на один день у Ликиных знакомых. Но воспринимала я Москву иначе. Я уже была девушкой хорошо начитанной. Многое о Москве знала. Мы гуляли с бабанькой весь день по городу. Садились в метро на одной станции, выходили на другой. Бабанька хорошо знала центр, много рассказывала, что-то не узнавала из-за новых построек. До войны Москва здорово строилась. И вот дорога в Казахстан. 6 дней пути. Мы ехали в цельнометаллическом вагоне-плацкарте. Это были новые вагоны и казались чудесными. Особенно покорили меня зеркала. Мы с Юркой лежали на верхних полках и все смотрели – смотрели на бескрайние просторы. От Москвы все больше леса, а уже в Казахстане – степи. Ехали в августе. Уже ближе к вечеру мы сошли на станции Петропавловск. Маленький провинциальный городок, но достаточно большой, чтобы устать по нему ходить. Автобусов там не было. Одноэтажные постройки, грязные улицы и непристойная ругань. Эти слова употреблялись в речи взрослых и детей, как вводные слова в плохо развитой речи. Я была поражена, и тут мне бабанька сказала: « Что видишь и слышишь не все прикладывай к себе и тем пользуйся. Проходи мимо того, что тебя не касается, даже не обращай внимания». И еще она мне посоветовала не стараться слишком рано познавать все грязные стороны жизни. Все узнается само-собой, но не испоганит душу. Я так и старалась жить всю жизнь. В Петропавловске мы нашли дом, в котором переночевали и рано утром на попутной грузовой машине поехали в Явленку. Это промежуточное село в 140 км. от Петропавловска. От туда нам еще нужно было ехать в Бескудук, где жила моя мама (Бескудук в переводе 5 колодцев) Она нас встречала в Явленке. Ей разрешили за нами приехать. По положению был участковый милиционер, который постоянно следил за пребыванием ссыльных на месте их высылки. Я оглядела избу, куда нас привез шофер. На мой вопрос какой дом у мамы, хозяйка ответила с гордостью: «Ну, это ты там увидишь». И я потом увидела. Я очень волновалась, как встречусь с мамой. И вот она пришла. Осунувшаяся, с выпяченным животом, с повисшими волосами, наверное давно мытыми, в стоптанных чувяках на босую ногу. Она совсем не была похожа на ту женщину с фотографий. Бабанька тихо охнула  и заторопилась к ней. Потом мама целовала меня в каком-то странном экстазе. Я думаю , что она не испытывала тех чувств, какие хотела показать. Юрка внимательно наблюдал за нами. У матери был еще один ребенок, 6-летний Володя. Я поняла, что и здесь мое место в любви не первое, Володя был тоже заброшен, грязный сорванец, потом я его все мыла и ухаживала за ним, но мама была такой, какой  была. Годы, проведенные в тюрьмах и ссылках наложили на нее свой отпечаток. Семьянинка была она плохая, т. к. при всех тяжелых  или  может  невыносимых обстоятельствах она всегда заботилась только о себе т. к. даже ребенок  в  лагере  жил в детском саду отдельно. Маме понравилась моя конбинашка и блузка-я сняла с себя и подарила ей. Лика в дорогу купила мне валенки. Валенками мы тоже поменялись, маме новые, а мне ее старые рваные, затыканные ватой, в которых я проходила 2 года. То, что я увидела поразило мое воображение. Длинное здание конюшни. Стойла отгорожены  друг от друга перегородками.  В каждом стойле помещалась семья. У мамы по дороге в ссылку появился муж Антон и им дали два стойла. Сразу у входа сложена плита, 3 топчана, прикрытые дерюгой, сбитый из неструганных досок стол, два маленьких запыленных окошечка, и масса черных мух, облепивших все, что можно облепить. Антон их вечером сжигал факелом. Через  глинобитную стену от моего топчана было помещение, в котором держали рабочих быков. (Однажды бык пробил стену рогами и они застряли у меня над головой. Я очень испугалась и мне долгие годы снился сон, что у меня над головой торчат рога). Меня особенно поразили покатые потолки. Впервые я заплакала от горя. Бабанька меня пыталась утешить, но я не могла остановиться. Я еще не понимала, что со мной происходило, но чувствовала, что жизнь повернулась ко мне не лучшей стороной. Мать работала машинисткой в правлении отделения совхоза. Антон рабочим на строительстве клуба,  в котором они потом самозабвенно выступали в самодеятельности. Так сказать несли культуру в массы. Клуб представлял из себя элементарный сарай, сделанный из самана. Но об этом потом. А сейчас мы с бабанькой и Юркой гуляем по небольшому лесочку около нашей конюшни, собираем грибы, но есть их боимся, т.к. они какие-то странные. Бабанька уговаривает меня вернуться  домой в Алчевск, но мне опять таки не позволяет   мое самолюбие. Нет, я останусь. Я и так много досадила своими поступками семье, ввела их в неподъемные затраты. Не устрой я демонстрацию в 6 классе, не уезжай в техникум, а оттуда и в вечернюю школу, т.к. среди года меня не взяли в дневную, училась бы  как все нормальные дети в средней школе, а  там и в институт. Почему я так откровенна с тобой , Юрик. Я не хочу, что бы ты повторял мою глупость, не совершал тех же ошибок. Прежде, чем что-то сделать, хорошо думай во что обойдется тебе и твоей семье  твои поступки. И вот наступил день отъезда бабаньки и Юрки. Я их провожала до Петропавловска опять на попутных машинах. Ночью уходил их поезд. Я стояла одна на перроне и только тут осознала до конца всю глубину своего положения, свое одиночество. Бабанька  поняла это тоже. Она кричала из вагона: «Натулька , садись в поезд, поехали  домой».   Слезы катились из моих глаз, всем сердцем я хотела к ней, но ноги не двигались с места. Поезд ушел, а я стояла одна в чужом городе среди совершенно чужих людей. Как –то добралась до дома, где собирались Явленские пассажиры. Туда заезжали грузовики и забирали их. Просидела в углу на полу в избе всю оставшуюся ночь. Утром уехала в кузове в Явленку. Ветер трепал мое платьице, пылью забивал глаза и рот. Степь бескрайняя от горизонта до горизонта, вся выжжена солнцем. Потом я всегда  удивлялась, как шофера в ней не  блудили по накатанным вдоль и поперек проселочным дорогам.  Я приехала в Явленку к старушке, у которой оставила свои вещи. Ночью не раз, лежа под своим тоненьким одеяльцем, я шептала:  « Бабанька, приснись мне». Сейчас, оглядываясь на эту несчастную девочку, я думаю откуда же она брала силы, откуда такая высокая нравственность? Ведь за все годы испытаний эта девочка  ничего себе не позволила в безнравственном смысле, даже никогда не попробовала вина или бы обранила грязное слово.

 Утром я пошла в школу к директору. Он был удивлен моему появлению. Учащихся такого плана у него не было. Но он меня принял, сказал: « Поживем- увидим,  как будут обстоять дела дальше». Школа делилась на два здания. Одно длинное, кирпичное, одноэтажное, в нем была и квартира директора. Второе маленькое, деревянное, черное от ветров и солнца. В нем размещались три класса: 7,9,10, Учащиеся 10 класса проходили через наш класс. Здания  стояли недалеко друг от друга. В этом же деревянном  доме была квартира зауча Капотина. Читал он нам литературу. Его сын Борис учился с нами. Учащиеся приняли меня настороженно. Во-первых я дочь политической ссыльной, здесь этого уже скрыть было нельзя, хотя бы потому, что в 10 классе учился сын директора совхоза из Бескудука.  Во- вторых, уж очень я отличалась от них и внешне, и своим поведением. Это были прекрасные  девочки и ребята, и я потом всю жизнь была благодарна судьбе за то, что попала в эту школу. Все они были крестьяне, знали жизнь со всех сторон. Для них не было тайны ни в чем. Отношения их родителей были на глазах, а там было и добро, и зло, и пьяные пахабные песни, и драки, и любовь. Многие семьи были малограмотные и многодетные. У моей самой близкой подруги Паны Язовской было 8 человек детей, младше ее было четверо. Эти дети умели все: и работать в поле, и косить и стоговать сено, ходить за скотом, принимать телят и поросят. Все мальчики в классе умели водить машину, трактор, комбайн, и в страду всегда помогали родителям в поле. Они были добрыми и сильными ребятами с грубыми шутками, цыканьем через зубы и, конечно, словечками. Но в моем присутствии вели себя, как с учителями, хотя и дружили со мной и провожали из школы поздно вечером домой. Но особенно никто со мной не дружил, т.к. родители запрещали и я это знала. Единственно кто  со мной дружил по нестоящему, и с кем мне было очень хорошо- это Панна Язовская -девочка умная, начитанная, хорошо училась, Надо сказать, что учились хорошо все, и все поступили в институты, кто куда хотел. Она мне помогла перейти жить к своей родственнице- Лизе Лисициной, (однофамилице моей свекрови, странное совпадение, но в то время я еще не  знала свою свекровь. В классе была и Рая Маликова). У нее мне жилось хорошо. Лиза работала медсесртой, муж шофер всегда был в разъездах, Лиза была еще молодой женщиной, относилась ко мне с пониманием и даже подкармливала. И вообще если бы не Лиза и не Лика, которая ежемесячно посылала мне то деньги, то продуктовую посылку, я бы не выжила. Лика и Женя на свою вообщем-то скудную зарплату всю жизнь помогала своим сестрам и растила меня. Нужно быть очень неблагодарным человеком, что-бы забыть их.          

Классным руководителем у нас был немец Станислав Вильгельмович Кениг. Он из дворян, учился в Германии, во время Октябрьской революции оказался с родителями в России и так здесь и остался. Во время войны его из Грозного, где он был директором средней школы, выслали в Явленку. Надеюсь, что я ничего не путаю. Рассказываю со слов учеников. Сам он о себе мне ничего не рассказывал. У нас он читал немецкий и географию. Я его любила очень, и он мне платил тем же. Очень часто в выходные дни он приглашал меня и Панну  к себе на чашечку чаю. Его жена, как правило , что- нибудь пекла. Он по стариковски галантно приглашал к столу, всегда подтянутый и в костюме. Потом проигрывались арии из оперетт и опер, приглашал на танцы уже забытые нами, например, полонез или подикатр. В моем образовании он сыграл очень большую роль. Прошел год. Я закончила 9 класс. За этот год многому научилась. В поле работала с ребятами на сенокосе, сушила, копнила сено. Работала  в уборочную на току. Научилась доить корову и печь хлеб. А главное научилась быть самостоятельной. Девушки в классе уже невестились, дружили с мальчиками. У меня такого выбора не было. Меня каждый раз провожал мальчик любой, кому было по пути, если поздно шла с уроков или со школьного вечера. Я и не мыслила, что за моей спиной идут всякие разговоры. Однажды, на классном собрании Ерик Даулиев поднял эту тему. Станислав Вильгельмович сразу  сообразил в чем дело. Я поняла тоже, возможно, несколько иначе и сказала: « не пойму в чем дело? Если кого-то затрудняет, может этого не делать. Я ведь никого не прошу. А лучший вариант- я буду ходить домой с Колей Ивановым из 7 класса. Он живет рядом со мной и все равно очень часто ходит с нами вместе».  Коля был переростком для своего класса и не очень развитым мальчиком. Ходить одной было нельзя особенно зимой из-за частых метелей. Жила я от школы далеко. Однажды меня и одну девочку чуть не занесло. Мы шли днем, но снегопад был таким сильным, что сбились с дороги. Случайно наткнулись на плетень, который еле торчал из сугроба. По плетню добрались до избы и там переночевали. Спасибо добрым людям. Бросили тулуп у порога- ложитесь. Помню, в 10 классе я возвращалась с зимних каникул в школу. Коля Бобрицкий  уже учился в институте,  и его отец машину нам, ученикам из Бескудука, не выделял. Я ехала с каким – то возчиком  на лошади в санях. Одета, как всегда, плохо- тоненькое пальтецо, шерстяной вязаный платочек, драные валенки. В дороге замерзла и возчик предложил мне пробежаться за санями, что я и сделала. Но замерзшие ноги не гнулись. И уже через несколько шагов я поняла, что мне не только не сесть в сани, но и не догнать их. Сани уезжали, крик мой относило ветром, возчик не слышал. Как было страшно остаться одной среди бесконечного снега и ветра. Надвигались сумерки. К счастью возчик заметил, что я не села в сани  и вернулся  с матом в адрес моих родителей и моей неумелости и вообще всему в этой жизни. Он меня закутал в свой тулуп. В Тамамбае мы переночевали.  Меня накормили, уложили на печку, а утром дали большой тулуп, и я благополучно добралась до дому. Какое счастье, что есть добрые люди, я  даже имен их не знаю, но знаю добро всегда оплачивается. Дающая рука не оскудеет. Делайте, как можно больше добра людям. Не думайте, что милостыня добро- нет, поступки- даже к чужим людям.

      По дому было много работы. Каждую неделю топили баню почерному, ждали Иосифа.  Нужно было натаскать 40 ведер воды. Носили на коромысле. Километрах в двух была мельница, туда на санях возили зерно, мололи на муку. Дом наш стоял на краю деревни в степи, далеко от школы и центра. К чему я все это говорю? А к тому, что не будь 1937 года не было бы и моих мук в 1949году. Не прошла бы наша семья такие жуткие испытания. Но в своей беде я и сама  кое в чем виновата. Не сдурей в 6 классе не было бы  второго года в 7. Не ревнуй Лику к Юрке так, что заболела, не уехала бы к матери. В любом возрасте надо уметь оценивать обстановку, а это очень трудно, особенно, если подвержен эмоциям

          Но вот и каникулы. Я уехала к матери в Бескудук. Окунулась в ее безалаберность и грязь. Огород зарос травой, ничего не растет. У коровы грязь, корова не мытая, голодная. Мама вся задерганная, усталая. Я начала наводить порядок. Жить скучно, читаю кое- что из местной библиотеки. Бобрицкий Коля закончил 10 классов, к  нему приехали друзья по школе. Я с ними не дружила. Весь круг моих знакомых был в моем классе. Колю я знала т.к. он брал меня с собой на каникулы или праздники в Бескудук. Именно за ним приходила машина. Мы собирались все- Невьянцевы брат и сестра, я, и Гена Смагин, за которым мы заезжали в Тамамбай. Коля послал девочек  пригласить меня к ним  на праздник. Девочки пришли, но сказали следующее: « Коля тебя приглашает, но ты же знаешь, что отец его будет против, и потом Марина просила тебя не приходить». Опять странное совпадение имен пришло мне сейчас в голову, печатая эти строки. Он назвал свою дочь Наташа, а я –Марина. Я не пошла к ним и с Колей на  эту тему не объяснялась. Клеймо врагов народа так и висело на мне. А как мне хотелось пойти к ним. Я стояла в лесочке против их дома, спрятавшись в кустах и наблюдала, как они играют в волейбол, как танцуют, как им было весело. А мне было очень горько. Отцы Марины и Коли были друзьями с детства. Марина училась  тогда в 8 классе. Позже они поженились, как того и хотели отцы. Но этим летом случилось радостное событие. Приехали Лика с Юркой. Прожили месяц. Лика уговаривала меня вернуться, но я осталась в школе. Школа была моим вторым домом. Ко мне очень хорошо относились преподаватели. И в 9 классе я, по существу, наверстала все свои пропуски за прошлые годы. Это были люди эвакуированные из Ленинграда, с большим багажем знаний и культуры. В 10 классе меня приняли в комсомол. Когда возник вопрос о моем социальном положении Станислав Вильгельмович, ссылаясь на Сталина  сказал: « Дети за родителей не отвечают».

Галя слева, Лика справа                                      Я с Юриком 1949 год Бескудук

        На выпускном вечере не было только моих родителей, но мне было хорошо. Я была счастлива, правда, денег на фотографию у меня не было и так у меня нет этой фотографии, я имею в виду выпускной. Все они у меня в памяти. Все 13 человек. Я получила аттестат зрелости. Нужно было решать дальнейшую  жизнь. В школе мне предложили место старшей пионервожатой, давали избушку саманную из сеней и комнаты, огород, корову птицу и бесплатные дрова и сено. Я предложила матери переехать в Явленку, но без Антона. Их отношения не складывались. Она отказалась и  к лучшему. Жизнь повернулась ко мне другой лучшей стороной. Я уехала в Алчевск к Лике, Жене, бабаньке, Юрке. Я уехала домой победителем. Не буду описывать свои скитания на обратном пути. Еле достала билет в общий вагон. Ехало нас в купе 6 или 8 человек. Спали по двое, уступали друг другу место, стерегли вещи.  Надо мной взяла шевство молодая пара. Однажды на одной большой станции я с ними вышла на перрон и встретила своего директора школы. Маленький пузатый еврей, школьники прозвали его Ишаком Моисеевичем за целый ряд  личных качеств, пригласил меня к себе в вагон. Ехал он с женой и дочерью, занимал купе в мягком вагоне. Обстановка резко отличная от нашей. Начали меня распрашивать о моих планах. Жена начала готовить бутерброды с паюсной икрой. Оказалось, они меня видели на вокзале. Видели и не попытались помочь своей ученице с билетом. Испугались, что обо мне нужно будет позаботиться. Я их понимаю, и не в обиде. А зачем пригласили сейчас? Похвастаться? Я не стала есть и, не дождавшись остановки, ушла. Я простояла в тамбуре весь перегон и только  потом смогла убежать к себе в вагон. Чувство унижения захлестнуло меня. Но все-таки жизнь ко мне благоволила. Потом я ездила не только в мягких вагонах, но и очень много летала. Я много видела и много узнала. Интересно, как прожила его дочь? Быстрее всего он не остался в Явленке. Эта порода людей не будет сеять разумное вечное бескорыстно.

      В Москве заехала к Гуте, к этой доброй, славной женщине. Суссане было 14 лет, Маринке лет 10. Потом я их больше никогда не встречала. Поговорили, они меня помыли, покормили и проводили на поезд., а теперь даже забыла фамилию. Нет вспомнила- Першиковы. Потом уже спустя много лет не раз проезжая по Белорусской дороге, я все искала эту станцию. Ее переименовали из Дубков в Пионерскую. Не было дивного леса, ни дубов старых, ни елей, кругом какие-то ангары, строительство, грязь и где-то в этой толчее затерялся Гутин домик.

         И вот я приехала домой. Рано утром тороплюсь по знакомому мосту через завод, бегу по знакомым улицам, и вот калитка, и вот крылечко, и заветная дверь. Я стучу и она сразу распахивается. Передо мной стоит Женечка в черных трусах. Он только что встал, остальные все еще спят. Утреннее солнце заливает верандочку, я падаю ему на грудь и радостные слезы  льются из глаз. Вот бегут уже Лика, в попыхах накидывая халатик, бабанька, хватаясь за сердце, всех опережает Юрка. Он неуклюже обнимает и целует меня. « Приехала, молодец». Меня усаживают на кушетку и я плачу и плачу от счастья. Впервые я плакала от счастья. До этого я даже не предполагала, что такое возможно. Они меня все гладили, все уговаривали и распрашивали обо всем сразу. Потом прибежала Лида Сагина. Лика с Женей ушли на работу, а мы вчетвером- бабанька, Юрка, Лида и я пили чай, а я все рассказывала и рассказывала о своем житье в Казахстане. Я рассказывала о друзьях и подругах, о том, как дружила с ними, как училась. О наших прекрасных педагогах, благодаря которым я закончила школу, о том, как танцевала на школьных вечерах сельскую польку в валенках, но боялась их протереть и обо всем обо всем, о том, как кстати мне прислали кофточку и туфли к выпускному вечеру. Я пришила кофточку к юбке и получилось прекрасное платье, Как мы украсили зал водяными  кувшинками, и как было чудесно и весело. А бабанька все вытерала слезы. Сегодня мне исполнилось 66 лет. Перебирая страницы нашей истории я думаю, почему со дня смерти дедушки Барбашина мы всегда были бедными. Вся наша семья много училась, много знала, много работала, но никто не достиг вершины материального благоденствия. И не только наша семья. Все вокруг интеллигенты и даже рабочие- гегемоны революции всегда жили скромно. Правда, мы получали государственные квартиры через десятки лет ожидания. Но вся жизнь прошла через очереди, доставания, блат и т. д. Даже укоренилось выражение « достал по блату». Но об этом  потом.

        Мы с Лидой и Юркой побежали в городской парк, который сами насаживали еще в 1946 году. Сирень разрослась, кругом табак, настурция и другие цветы. Юрик нас все фотографировал. Через несколько дней я поехала сдавать вступительные экзамены в Харьковский железнодорожный институт на экономический факультет. Уезжая из Казахстана, мне в райкоме комсомола дали путевку на поступление в Москве в институт кинематографии. Но Лика категорически воспротивилась: « Никаких актрис, для этого нужен талант, а у тебя его нет. Нужно быть такой, как Орлова, а ты не та». Я не спорила. Я и, правда, не была готова к поступлению туда. А  одного желания было мало. Я всегда жалела, что не попробовала себя, и только в старости поняла что вряд ли из меня получилась бы актриса, даже заурядная. В железнодорожный сдала экзамены хорошо. У меня было 2 четверки и 3 пятерки. Но вызова не дождалась. На мое место и еще двух девочек взяли мальчиков с более низкими баллами, но с более вескими отцами. Нам объявили, что мальчики в любом случае закончат институт и будут работать там, куда их пошлют, а мы  девчонки выйдем замуж и на том вся наша карьера закончится. Со мной говорили так откровенно т.к. были уверены в своей безнаказанности. Роль родителей всегда играла  первостепенную роль в жизни детей. Я думаю, что еще и положение иногородних. Из Харькова я вернулась подавленная. Оставаться в Коммунарске (Алчевск переименовали в Коммунарск) негде. Я поехала в Луганск попробовать устроиться на работу и учебу. Проезжая мимо сельскохозяйственного института, сошла с автобуса. Меня принял профессор Скороходов, документы у меня были хорошими, он определил меня на первый курс мелиоративного факультета абитуриентом, т к. набор уже был закончен, без стипендии до второго курса и взял  на работу лаборантом на кафедру микробиологии с окладом 350 рублей. Дал общежитие. Так я стала работать и учиться, о чем совсем не жалела. Но я всегда очень скучала о бабаньке и ни одного праздника не оставалась со студентами в институте. Всегда ехала к ней. В основном мы встречали праздники вдвоем. Новый год за тихой беседой, весенние праздники в парке или сквере, осенью в кино. Я любила наши встречи. Ее влияние на меня и на взгляды  в моей жизни оказалось самым огромным. Я выглядела несколько отличной от своих сверстниц. Они меня звали барышней, а уже когда я была в возрасте, меня прозвали княгиней. И даже не знали, как близки были к истине. Те, кто со мной дружил, дружбы не порывали. Чаще уходила из их жизни я. На работе  у меня все ладилось. Я редко ходила на лекции, посещала чаще те, какие меня интересовали, и за первый и за второй курсы. Даже включилась в соцсоревнование и взяла обязательство сдать курс микробиологии, а ее проходили на третьем, что и сделала. Но это мне было не трудно, все препараты я выращивала сама, хорошо знала химию. Было у меня много знакомых мальчиков, как в той песне « кавлеров мне хватает, но нет любви хорошей у меня».  Но вот однажды, приехав в Алчевск, как всегда на выходной день, слева на мосту стоит Юрик. Он всегда меня встречал, но  на этот раз не подошел к поезду, а справа, облокотившись на перила стоит офицер. Он сразу подошел к нам и представился:«Маликов Лев Николаевич». Лева, какой Лева, неужели он? Юрка , как всегда, все перевел в шутку. – « Не верь, это мой знакомый, он Николай Львович». Я вся в сомнении. Они меня подхватили  под руки и повели домой. Уже было поздно, часов 11 вечера. Лева молчал всю дорогу, я гадала, зайдет к нам значит Лева, нет- значит нет. Юрка трепался. Лева пошел к нам, а там встречала Зина, как всегда , хохочущая, что-то рассказывающая. Значит это Левка. Я была счастлива. Даже сейчас по прошествии стольких лет я ощущаю это состояние счастья. Все были в сборе, было празднично. Левка, блестящий лейтенант с «Казбеком» в зубах» и пахнущий  « Шипром», самым модным мужским одеколоном. Он помалкивал, улыбался, оглядывая меня. Я чувствовала себя в центре внимания, вся сияла, вертелась так, что бабанька укоризненно несколько раз покачала головой.  На следующее утро Лева сделал мне предложение выйти за него замуж, но я не стала торопиться, решила подождать. Через два дня они с Зиной уехали.